Я просыпаюсь среди ночи. Теплая сентябрьская ночь в южном городе. Двери балкона распахнуты настежь, и сквозь них доносятся леденящие душу рулады и вопли. Кошачья свадьба в самом разгаре. Стоп! Коты орут, как правило, по весне. Но чтоб так, да еще на излете лета? Встаю, закрываю балкон. Договориться с разбуженным слухом не удается – он сфокусирован исключительно на кошачьем концерте. И только таз воды, опрокинутый на эту мобильную филармонию, приносит, наконец, долгожданный покой. Но не сон… И в мозгу всплывают детали разговора, а точнее скандала, произошедшего днем на работе.
Мое проектное предложение начальник зарубил, повелев разновеликие и беззастенчиво выпирающие объемы здания всячески урезать в угоду экономному заказчику. И вообще – сколько можно терпеть мой дерзкий характер и все излишества, которые я себе позволяю?! Трудовой путь нашего босса начался во время борьбы с архитектурными излишествами сталинского периода. Основополагающими принципами архитектуры для него было: поверхность должна быть плоская, угол – прямой! Всё!
— Излишества?! Да меня пять лет им учили! — кипятилась я, — и война с ними давным-давно прошла! Проснитесь! На поле боя взошли новые всходы! А вы по ним — грубыми солдатскими сапогами!
Ну и дальше в таком же духе. Моя война, прекрасного с рациональным, началась практически сразу по приходу в эту отраслевую проектную конторку, которая в своем штате отродясь не имела дипломированных архитекторов. Привела меня туда, молодого на тот момент специалиста, нужда скорого получения квартиры. Цели я своей добилась, а с определением дальнейшего пути тормозила – ну, некуда было податься Мастеру в этом затрапезном городишке. Начальник, несмотря на то, что всю жизнь прослужил в какой-то военной структуре, был человеком достаточно мягким и даже домашним. Сейчас он выпивал уже третий стакан минеральной воды вперемежку с таблетками, судя по цвету лица, от давления. В кабинет снова и снова заглядывала его жена, по совместительству секретарша. Из ее предбанника вкусно тянуло борщом. Обеденный перерыв подходил к концу.
— А вот возьми и докажи мне, сапогу кирзовому, что это, – начальник упер палец в мой эскиз перспективы, – есть красиво!
— До-ка-зать, что красиво? — опешила я.
— Вот именно! — с торжеством заявил он, дав понять, наконец, кто есть босс.
Тягостно вздыхая, бреду на кухню. В аптечке полно пузырьков с валерьянкой. Сестра говорит, ей помогает от бессонницы. Перерыв всю аптечку, убеждаюсь, что валерьянка бесследно исчезла. И тут все пазлы складываются в единую картину. Безумные полночные коты. Баба Надя, живущая под нами на первом этаже – гонительница и ненавистница всех окрестных кошек, собак, детей, и архитекториц молодых, да уже разведенных («От есть же Бох на свете!»). И мой малолетний сын, избравший валерьянку, на сей раз, как оружие в бесконечной вендетте с «бабкой Надькой». Впрочем, какая она бабка? Вроде и не бабка совсем. Да нет, конечно, бабка – весной юбилей отыграла – пятьдесят лет!
Открываю дверь в комнату к сыну. Ну, просто спящий ангел! С таким лицом пристало ли ребенку слова нехорошие писать на Надькиной двери и котов валерьянкой дурманить? Ох, и отругаю завтра! Хотя, нет, не буду. По сравнению с забавами моего лихого детства это лишь милые шалости. Да и не сама ли я ему поведала об этом приемчике? О-хо-хо, прокололась, мамочка! Снова укладываюсь в постель. В памяти всплывает арсенал других, куда-а-а более инквизиторских способов, дай Бог не проговориться снова. И постепенно, убаюканная трогательными воспоминаниями из богатого дворового прошлого, погружаюсь в объятия Морфея.
Как вдруг: «Гоп-стоп! Мы подошли из-за угла!» – мощный бархатный баритон прорезает тонкую кисею моего сна. Какая-то подгулявшая компания пересекает пространство нашего двора. Звучит гитара, кто-то пытается подпевать, однако заглушить этот чудный голос невозможно. Но разве этот репертуар суждено ему исполнять? Мариинка, Ла Скала – где вы? И эта несправедливость снова возвращает меня к собственному положению неоцененного гения. И снова мысли мои заерзали, как второгодник на стуле у директора:
— Доколь я буду прозябать там? Ведь есть же вольные хлеба!
И снова начальник с его сапогами и борщами – поди докажи!!! ему!!! что это красиво!
Как можно это доказать?! Ведь красоту не измеришь метрами-килограммами! Ты или видишь ее, или нет. Стоп! А Золотое Сечение на что? Против Пифагора не попрешь! На том и забылась мертвым сном.
Не знаю, как спалось начальнику. Но лучше всех спалось, безусловно, бабе Наде. Когда утром, опаздывая на работу, я выскочила из подъезда, очам моим открылась впечатляющая жанровая сцена, достойная кисти фламандских мастеров. Из побитых зятевых «Жигулей» баба Надя выгружала корзины, доверху набитые дарами щедрой кавказской осени. Вернулась с дачи… Цветущая и свежая, как пучок сельдерея, торчащий из ее заплечной сумки. Смородинами глаз своих деловито обшарила она мою, на сей раз весьма не товарного вида, физиономию
— И штой-то ты, красава, с лица сбледнула? Поди, опять тут всю ночь женихи твои с серенадами колобродили?
И ведь как в воду глядела насчет серенад! Правда, жених с баритоном был не мой, но, несомненно, она б и его добавила в коллекцию моих женихов («От не людям щастья!»), доведись ей провести эту незабываемую ночь в своей постели.
Да, медово-дынная, не просто так ты оказалась в моей жизни. Не будь тебя — не случилось бы той поворотной ночи в моей судьбе. Не устояло мое Золотое Сечение перед перспективой получения премии за экономию бетона и арматуры. И с легкой душой написала я заявление по собственному желанию. И отправилась в свободное плавание…
Большому кораблю- большое плаванье!
Мила, дал же тебе Создатель столько талантов и желанья творить.
Благодарю, мне очень приятна ваша оценка!