Мяч

Папа был военный. Мое раннее детство прошло в военных городках. А потом мы переехали в Томск. Две просторные комнаты в коммунальной квартире. Старинный купеческий дом в самом центре города, в окружении таких же капитальных, сложенных из огромных бревен доходников. И ленты сараев, образующих замысловатое переплетение дворов.

Мне шесть с половиной лет. Горло обмотано теплым шарфом. В комнате жарко – на улице до снега еще далеко, но в домах уже вовсю жарят батареи. Я забираюсь на высоченное окно и открываю форточку. В комнату врывается гомон детских голосов. За ближними сараями ребята играют в выбивалы. Двое по краям площадки бросают мяч в табунок ребятишек посередине. Мяч летает с одной стороны в другую, стараясь настигнуть «жертву». Самые ловкие умудряются поймать мяч, и тогда кто-то из выбывших снова вливается в табун. Шум, крик, весело! Как я хочу туда! В комнату входит бабушка с кружкой горячего молока. Закрывает форточку.

— Вот выздоровеешь, пойдешь гулять, найдешь подружек. Посмотри, какие хорошие!

Внизу под окном сестренки-двойняшки расположились на скамейке с куклами, играют в «дочки-матери».

 Наконец, первый раз на новом месте я выхожу гулять. Из окна бабушка поощрительно машет рукой. Под окном – «дочки-матери». Я присаживаюсь рядом, и у нас мал-помалу завязывается разговор. Появление новой девочки во дворе не остается без внимания. Откуда-то из-за угла появляется мальчишка. Подталкивая мяч и выделывая при этом всевозможные коленца, он продвигается по касательной к нам. Мяч старый, видавший виды и подозрительно тяжелый. Поравнявшись с нами, мальчишка разворачивается и со всей силы пинает его в нашем направлении. Ударившись о стену, мяч трескается, словно спелый арбуз, окатив нас дождем из песка, которым он и был набит.

– Мама, мама, — визжат девочки, — мальчишки снова нас обижают!

Тут как тут появляются и другие пацаны, они смеются и дразнятся до тех пор, пока на горизонте не возникает грозная мама.

– Ябеды! – говорю я и покидаю ристалище.

На следующий день я вышла на улицу с моим любимым мячом, который бабушка привезла мне аж из самой Москвы! Не взглянув на близняшек, я обогнула дом, и принялась перепрыгивать через мяч, бросая его об стену. Мяч был совсем новый, глянцево-красный, он так красиво сверкал на солнце. И в какой-то момент я упустила его, а он покатился под горку, все быстрее и быстрее. Мяч я не догнала – внизу стояли пацаны, и мяч испарился вместе с ними.

Домой я вернулась в слезах и стала требовать, чтобы папа немедленно взял пистолет, нашел обидчиков и забрал у них мое сокровище.

– Кто тебе разрешил выносить его на улицу? – возмущалась мама.

Господи, неужели непонятно этим взрослым – для чего иметь такой чудный мяч, если не вынести его на улицу, чтоб все видели?

– Зачем ты туда пошла, – вопрошала бабушка, – ведь сказано было – гуляй под окнами с подружками!

– Что – мне с этими ябедами теперь всю жизнь на лавочке сидеть?!

– С ябедами? А ты – кто? – вмешался папа, – Вот что я скажу тебе, дочь! Не хочешь быть послушной девочкой, хочешь проблем? Тогда научись их решать сама!

Несколько дней я была безутешна. Некому меня защитить! Меня никто не любит! Все меня предали!

И вот я снова вижу, за сараями играют в выбивалы. Моим мячом!

На этот раз я пошла сразу туда и стала в «табун» посередине. Ох, и досталось мне тогда, моим же мячом! Все выбивалы только и метили в меня. А поймать мяч у меня никак не получалось. Поймала я его только раз, когда все уже собрались расходиться. Кто-то из пацанов подошел ко мне и потянул мяч на себя. Но я вцепилась в него намертво – ведь ничегошеньки, кроме него, у меня в целом свете не осталось!

– Да ладно, забирай свой мяч! Мы только поиграть хотели, – расступились ребята, – завтра в футбол играть будем. Вынесешь?

– Вынесу, – ответила я, насухо вытирая предательски выступившие слезы, и, надменно вскинув голову, добавила: – Если мне будет угодно!

И стали звать меня Воображалой, но достойное место в дворовой иерархии я со временем заняла.

Думаю, вот так впервые в жизни встала передо мною проблема осознанного выбора. И девочкой я оказалась, местами, очень даже послушной. Вняла я, дорогой мой папа, твоему наставлению, за что огромная тебе благодарность. А то, глядишь – так бы и просидела всю жизнь на лавочке. А жизнь – это дорога. Присесть, конечно, никогда не мешает. Но ведь за поворотом обязательно есть что-то еще.