Стихи эти написались давно. Теперь бы я такое ни за что не написала. Да и слава Богу!
Сниться буду тебе еще долго.
Обернусь в полукружии зыбком,
Взглядом нежным болезнь растревожу.
Ярко вспыхнут незримые свечи...
Тело вздыбится сотней иголок.
Пальцы только твой рот приоткроют,
Станут губы шептать осторожно
Непонятные, вздорные речи...
Опаленная кожа растает
Меж ладоней. И ты растворишься
В долгожданной губительной тени...
Но, увы, смерти миг быстротечен.
Оживешь, проклиная спасенье,
Эхо крика в ночи еще слыша.
И поймешь, что моею печатью
С давних пор навсегда ты отмечен.
Эта боль — не Боль. Эта боль пройдет.
Эта боль поболит, а потом пропадет.
Пропадет она там, где всегда Закат,
Где пустой Колыбели могильный наряд.
В Колыбели той — ни Добра, ни Зла.
Там когда-то Любовь родилась и жила.
Только мало ей жить на земле довелось —
Слишком гордой была, вот и сгинуть пришлось.
Это горе — не Горе. Буду верить в Обман.
Пусть сочится его ядовитый туман.
Буду верить, что Ты вдруг однажды придешь.
Скажешь: «Милая, здравствуй! Ты меня еще ждешь?»
Я, наверно, не сразу отвечу тебе,
Что пропажу мне надо найти поскорей.
Я к Закату пойду, колыбель отыщу,
Руки жесткие тихов нее опущу.
И под тонким покровом нащупаю пульс
И живого тепла, умирая, напьюсь.
Буду молча лежать. Сил не будет позвать.
Сам найдешь, сам положишь меня на кровать.
Будет долгим мой сон. Позабуду всю боль.
Ты разбудишь меня и укроешь собой.
Ну а если Мираж мне послала Звезда —
Это горе — не Горе, беда — не Беда.
Март, церковь, две свечи,
Благодаренье божьей воле.
И две души. И две невыплаканных боли.
И маятник в ушах стучит.
Он начал ход свой много лет назад
В соборе Покрова. Там нас с тобой венчали
На веки вечные, на долгие печали,
На счастие любить и на души разлад.
Тот мерный стук покоя не давал.
Под гулким сводом ожиданья
Прошло полжизни, два страданья.
А маятник стучал, стучал.
Он стал невыносим, и мы прозрели,
Упали кубарем с прогнивших пьедесталов.
Любовь подобрала своих измученных вассалов.
А в церкви две свечи по-прежнему горели.
Пока мы живы, мы всегда любимы.
Пока мы любим, мы всегда вдвоем.
Напиток горький жадно пьем
И знаем — пламя тех свечей неугасимо.
О пустота! Раскрытый чемодан,
Чем только я тебя не набивала!
Замужество, очередной роман...
И все не то, и все мне мало.
Беременный нарыв рожал,
Я обрезала пуповину,
Новорожденный брошено орал...
Я ж проносилась дальше, мимо.
И тут же снова маета —
Младенец новый наготове...
Языческий кровавый бог
Жрет падаль с остывающих ладоней.
Ну а теперь и мой черед
Возлечь на жертвенник богини.
Прими ж меня, ты знала наперед,
Что сохраню любовь навеки, и отныне
Храни и да спаси нас Бог!
Ах, она никем не понята!
Ах, она ничему не научена!
Ах, чужой обидой исколота,
Да своею печалью измучена!
Не ее ли ласкали ветры?
Не ее ли баюкали, шалые?
Нашептали ей сдуру бог весть что,
Да на диком кургане оставили.
Ни зари, ни солнца пыльного,
Ни луны в мутно-сером мареве,
Только горечь во рту полынная
Разливается море-заревом.
Ей бы шашку, коня, да и в степь айда!
Поквитаться бы с ветром-обидчиком.
Только кость тонка, да в лице беда,
Вяжет ноги коса переливчато.
На кургане свечой поминальною
Тень к земле стародавней приколота.
Оттого-то она печальная,
Потому-то никем не понята.
Ода женщине
О женщина! Как ты прекрасна!
Не устаем мы повторять.
Тебе к лицу и дня ненастье
И моря пенистая гладь.
А наши будни деловые
Как обеднели б без тебя!
...Над люлькой бдения ночные.
...На кухне милая возня.
Как прихотлив изгиб колена,
Когда стираешь ты, склонясь
Над ванной, где бушует пена,
Что и Венере не снилась.
И строен стан, и ноги резвы,
Бежишь, счастливая, домой.
И сумка тяготит прилежно,
И мысли заняты тобой...
Тобой, единственный, желанный,
Кто нежной страстию томим,
Возлег с газетой на диване
И телевизором мучим.
И те, которых нет роднее,
Цветы всей нашей жизни тут
Стоят, застенчиво бледнея,
Дневник в несмелых дланях мнут.
И жизнь, выходит, не напрасна.
И в доме мир, и счастье в нем.
О женщина! Как ты прекрасна!
Мы повторять не устаем.
Мне не надо лета. И весны не надо.
Пусть проходят мимо. Тебя нету рядом.
Не нужны мне моря сизые просторы,
Не нужны мне горы летнею порою.
Мне бы только вечер и зиму позлее...
В сумеречном взоре синь оконца тлеет.
Тихо, пусто в доме. И в душе пустыня.
Я окно открою, до смерти застыну.
Сонный, липкий сумрак вкрадчиво вольется,
Растворит все члены, с памятью сотрется.
Проплыву над домом облаком грозовым,
Разольюсь слезами я в мороз суровый.
Боль, тоска, обида выпадут в осадок.
Запорошит снегом горький лед утраты.
Вымерзнет вся горечь, стану снова сильной!
Пусть весна вернется! Пусть растает иней!
Я любовь свою убивала не раз.
Задушить ее вновь я готова сейчас.
Ты не мне уготован, да и я не твоя.
Только щемит в груди, да в ладони рука.
Та рука, что не хочет, не в силах понять,
Что не эту ладонь ей пристало ласкать.
Эти плечи над бедной моей головой —
Словно крыша для путника темной порой.
Я вошла как вор в этот добрый приют.
Или ждал меня сам, как любимую ждут?
Я уйду, унеся твою нежность с собой.
Ведь тебе ни к чему, и не нужно другой.
Это все, что останется мне от тебя.
Только щемит в груди, да в ладони рука.
Я не жду от тебя письма
И не жду твоего звонка.
Мне твой голос далекий не мил.
Ты как будто бы жил, да не был.
Или жил ты в моих мечтах?
Говорил, что жил для меня.
Только я все ж одна была.
Стало трудно мне, а тебя и нет.
Лишь в снегу забыт твой вчерашний след.
Это все, что оставил ты мне?
Смелым был, меня не жалел.
Нежным быть никогда не умел.
Не умел, не хотел, не мог.
От всего ты себя уберег.
Неужели ты так любил?
О любви ты своей сказал —
Словно камень с горы упал.
Этот камень любовь придавил.
Ты ж меня навек потерял.
И опять стало пусто
В моем хрупком жилище.
В моем доме без окон,
В моем доме без крыши.
Сиротливые гости
В нем незримо гуляют:
Тени прошлых сомнений,
Вести новых печалей.
Где ты, где ты, мой замок?
Светлым, строгим казался.
Так манил нестерпимо,
А потом разбивался.
Я тебя, ненавидя,
Каждый раз собирала
Из слезинок замерзших.
Но устала, устала.
Мы уйдем. Мы когда-нибудь все же уйдем
Под печальные вздохи наших взрослых детей,
Под прощальные взмахи вечно юных ветвей.
Наши беды и боли с нами тихо уйдут.
Их проводит любовь — самый преданный друг.
Мы друг другу беспечно дарили любовь.
Расставались навеки, душу ранили в кровь.
Мы не знали, не знали, что так жизнь коротка.
Раны мы зализали. А теперь — с молотка?
Мы пришли и спросили:
— Что же будет тогда?
— Будет так же без вас, как и было всегда.
Содержательно, откровенно, даже больно читать. Но так здорово!
Зарифмовать что угодно совсем не трудно, например, как моя Ода женщине — типичная поделка на заказ :). Тогда это было, по-моему, к 8-е марта. Подвигнуть меня написать стих просто так врядли что может. Тогда же это была необходимость эмоционального выплеска, а именно — душевной боли. Неокрепший нежный организм часто подвержен «вирусным заболеваниям» типа влюбленности:) Очевидно, мои стихи были вполне себе эффективным снадобьем для скорейшего излечения. А хорошее снадобье никогда не бывает вкусным.